Последний бой лейтенанта Волнянского

15 февраля исполняется сто лет со дня рождения лейтенанта Григория Волнянского. Героического командира взвода зенитных 85-мм орудий 6-й батареи 732-го зенитного артиллерийского полка, который одним из первых принял бой с наступавшими на Тулу танками немецкой 2-й танковой армии. Казалось бы, о том первом дне написано столько, что трудно найти новые подробности. Однако сейчас вы прочитаете то, что никогда не публиковалось. Это – рассказ непосредственных участников тех событий.

Последний мирный день

28 октября 1941 года, когда танки противника продвинулись к Плавску и угрожали Щекино, комиссар Михаил Иванович Сизов был вызван к командиру батареи Зайцеву для получения боевого задания занять противотанковыми орудиями Орловское шоссе, где ждали танковую колонну Гудериана. Получив приказ, он с двумя артиллерийскими расчетами и лейтенантом Волнянским направился занять огневую позицию. Сизов даже уехал раньше с тем, чтобы осмотреть место, выбрать лучшую позицию, и затем встретить орудия. В ночь с 28 на 29 октября около трех часов дня орудия были поставлены на определенные им позиции.

«Эти орудия требуют больших котлованов, чтобы быть закрытыми от ружейных пулеметов и осколочных снарядов, – пояснял потом Михаил Иванович Сизов. – Но когда приехал командир полка, он нашел, что позиция выбрана не совсем удачно. Тут работало много народа из местного населения, которое копало противотанковые рвы и другие сооружения. Они помогли нам ускорить нашу работу».

Надо сказать, что из двух расчетов у Сизова самый внушительный боевой опыт. Воевал еще в Гражданскую, участвовал в советско-финской войне. Все остальные – необстрелянная молодежь. Командиру Волнянскому – двадцать лет. Правда, на его боевом счету уже был один подбитый вражеский «хейнкель» – во время выполнения боевого задания под Болоховским поселком.

Зенитчики, по воспоминаниям Валентина Ивановича Пудовеева, в то время совсем мальчишки, а впоследствии главного конструктора мотопроизводства «Туламашзавода», «…заранее отрыли траншеи для боеприпасов и защиты боевых расчетов. Вокруг пушек насыпали брустверы для обеспечения круговой стрельбы. В траншеях устроили погребки для ящиков со снарядами, в каждом — по два выстрела. Снаряды были бронебойными; стальная болванка имела победитовый наконечник, прикрытый жестяными колпачками. К болванке был привинчен стальной цилиндрик с трассирующим составом, так называемый трассер.

Бронебойные выстрелы нам, пацанам, были хорошо известны. Поврежденные немецкими снарядами, минами и пулями, мы часто находили их в кюветах и на огородах Волоховского поселка еще в 1946 году. Мы разряжали выстрелы, ударяя болванкой о трамвайные рельсы несколько раз, и затем вынимали ее из гильзы. Потом отвинчивали трассер, вытаскивали защитный белый шелковый мешочек с бездымным порохом. Помню до сих пор — на мешочке стоял черный штамп: порох (указывался шифр) и вес — 2 килограмма 210 граммов. Затем мы извлекали другой шелковый мешочек с дымным порохом, расположенный на самом дне гильзы у капсюля для инициирования воспламенения основного порохового заряда. Естественно, порох мы использовали для своих нужд.

…Сами болванки не могли взрываться, иначе они не принесли бы танкам никакого вреда… Имея приличную массу и большую начальную скорость, 85-мм бронебойный снаряд пробивал насквозь все типы танков, выпущенных заводами Германии в 1940–41 годах. Обычно трассирующий состав поджигал пары бензина внутри немецких танков — они работали на бензиновом топливе, а наши — на дизельном. Когда болванка попадала в стык корпуса и башни, последняя отлетала в сторону. Если же пробивала башню спереди и ударялась в заднюю стенку, она срывалась со сварных швов и отлетала на 15–20 метров. Заднюю стенку от башни с небольшой вмятиной от снаряда и толщиной 20-мм я притащил к себе во двор. Она успешно служила для правки гвоздей».

29 октября начались активные действия вражеской авиации, противник подходил к Щекино, а затем направился к Косой горе.

Михаил Сизов:

«По 12-17 самолетов летали по краю обороны, бомбили. Их цель была сорвать работу населения, которое вышло в количестве около двух тысяч человек. Такие же работы проводились и в других местах, но пикирующие самолеты продолжали мешать этой работе, а мы не давали возможности проникнуть в город, начали вести сильный огонь, они возвращались. Так прошел день 29 октября».

(фото: Михаил Иванович Сизов. Встреча с курсантами артиллерийского училища)

Немецкий шпион

Ночью Сизов вызвал трех разведчиков – Колабина, Волокитина и Голубева с тем, чтобы сигнализировали о ситуации. Условились таким образом: пройдут наши танки – надо подать сигнал красными ракетами, если танки врага – синими. Разведчики должны были окопаться, взять сигнальные ракеты, и с бутылками, гранатами и винтовками сидеть и наблюдать.

В половине второго ночи задержали немецкого шпиона, который возвращался из нашего тыла.

– Причем он был одет смешно, – рассказывал Михаил Иванович Сизов. – Внизу куртка немецкая, погоны сорваны, наверху наш бушлат и мешок за плечами. В мешке немного хлеба и разной мелочи – тряпки, носки, полотенце, некоторые документы. По одному документу он колхозник Белевского района, по другому – рабочий какого-то совхоза.

– Фамилия одна во всех документах? – спрашивал его человек, проводивший беседу под запись.

– И фамилия разная. Тогда мы стали спрашивать, откуда он идет.

– Он говорил по-русски?

– Ломаным языком. Сказал, что литовец. Ночь была темная, дождь лил, грязь по колено. Он ступал, шлепая по грязи. Спрашиваю кто? Он струсил. Говорит, иду в разведку к немцам.

– Кто послал?

– Меня послал лейтенант.

– Как фамилия лейтенанта?

– Я не знаю его фамилии.

– Где стоит ваша часть?

– В Туле.

– Как называется?

– Не знаю.

Стал путаться. Неподалеку была избушка, где имелась радиосвязь. Приказал ему идти вперед. Винтовки приготовили, обыскали его, и кроме этих документов ничего не нашли. Он даже не был вооружен, кроме перочинного ножа. Направили его в свою часть. Это оказался шпион.

Та же история в изложении Александра Васильевича Волокиткина выглядит немного по другому.

«Я стоял на позиции, причем я стоял не один, со мной стояли три человека. Был сильный дождь, мы выкопали землянки, слышим что кто-то шлепает. Мы задержали этого человека, спрашиваем:

– Кто такой?

Отвечает:

– Свой.

– Куда идешь, зачем?

Когда он начал отвечать, сразу слышно, что он по-русски говорит не так, как русские. Я крикнул остальных товарищей, и они позвали комиссара, который вышел, сказал несколько слов, скомандовал «За мной».

Осмотрели, ничего не нашли и повели на допрос. Он говорит, что идет к немцам узнать сколько танков у них. Мы видим, что на нем гимнастерка старая, петлицы оторваны. Был он в Туле и в Белеве несколько дней, когда стали немцы подходить, то он шел из Белева. Его спрашивают: кто прислал? Он говорит, что какой-то лейтенант, но фамилии его не знает. Мы его задержали и отправили в часть».

Михаил Сизов вспоминает и еще одну памятную встречу той ночью, перед атакой немцев. Они остановили рабочего трамвайной линии, с которым были две девушки. Они сообщили, что человек пятнадцать немецких разведчиков находятся в четырехстах метрах от окопов зенитчиков.

– Девушки сообщили? – уточняет человек, который ведет беседу.

– Да, трамвайный служащий, и с ним две девушки, которые шли из тыла противника. Он сказал, что танков шестьдесят штук. Сначала насчитал их сорок. Видно, честный, пожилой рабочий лет 55, а ему девушки говорят, что еще видели на той стороне. Он прошел на другую сторону, насчитал танков шестьдесят штук и пятнадцать человек разведки. Рассказал, что они их остановили. После чего случился такой диалог.

– Кто идет?

– Свой.

– Ты куда идешь?

– Говорю, куда иду.

– Русский солдат есть?

– Нет, – отвечаю, – они далеко ушли.

– А ты куда идешь?

– Я говорю: трамвай, трамвай.

Так и отпустили. Девушки дрожат.

– А где они остались? – спрашивают уже наши рабочего.

– Они нырнули в канаву.

Михаил Сизов:

– Я быстро сообщил об этом командиру батальона: вот немецкая группа разведчиков, человек пятнадцать. Можно будет задержать или перехватить. Нужен взвод или два. Он посылает взвод, но ничего не обнаружили. Видимо, ушли.

Атака танков

Ночь под 30 октября проходит в ожиданиях, – рассказывает Михаил Сизов. – Мы ожидали, что немцы ночью пойдут. Ночью не пошли. Начинается утро, пошел дождь. Утро. Восемь часов. Нам говорят, что они близко и приходят разведчики. Видимо, сейчас пойдут. Не проходит минут 20-30 после того, как мне об этом сообщили, смотрим, взвивается первая, вторая, третья синие ракеты. Значит, танки пошли по шоссе. Идти фронтом не могут, тут противотанковые рвы и в правую, и в левую сторону. Идет первый танк. Видимо не пошел сразу. Четвертое орудие открывает огонь. Когда они немножко ближе подошли, затем мы, первое орудие, открываем огонь. Лейтенант Волнянский из четвертого орудия попадает в головной танк. Он окутывается дымом, потом вспыхивает.

– На каком расстоянии?

– В 500-600 метров. Мы расположили наше орудие таким образом: поставили на ровном месте, а им нужно было перевалить гребень шоссейной дороги. И когда они опускаются с гребня, переходят на ровное место, на расстоянии 500-600 метров три или четыре танка вспыхивают.

Это их остановило. Они разворачиваются, и в стороны. Мы несколько постреляли по сторонам, но особенно в сторону нельзя было вести огонь, потому что дома, трамвайная линия, телефонная станция, сплошные столбы, дальше лес. Они развернутся и станут неуязвимыми. Но все-таки мы по два-три снаряда посылали.

Так прошло несколько часов. Затем видим, что начали подъезжать машины метров на 500-600. Видим, повалила и мотопехота. Мы ударили. Прошло двадцать-тридцать минут, появляется вторая колонна, опять сигнал для огня. Мы и лейтенант Волнянский с его четвертого орудия, а я с первого орудия, еще несколько танков подбили. Они быстро разворачиваются. Тут идет густой дым, огонь и все скрываются в стороны, уходят в глубину леса.

Красноармеец Федор Никитович Горелик наблюдал за этими событиями со стороны, их батарея, чьи позиции располагались в стороне, даже не смогла

вступить в бой. При том, что сам он человек неробкого десятка. О нем еще будет отдельный рассказ во второй части этой истории.

«Когда при первой атаке немцы бросились на 6-ю батарею, я был на своей батарее. Но одновременно нам все время невозможно было подняться за фронтом. Они нашу батарею взяли под такой обстрел, что ни к одному орудию нельзя было подойти. Когда подбили второе орудие шестой батареи, где был мой двоюродный брат Никитенко, я побежал на выручку. Бежать было очень трудно. Прибежал туда, меня заверили, что он спасся, жив. Я тогда побежал назад. Их (в смысле, надо понимать, шестой батареи) машина была разбита. Я выехал на своей машине, наскочил на мину, меня отбросило, я ушибся. Я это переболел и пришел в батарею. Орудие осталось разбитым.

– Вы наскочили на мину?

– Немцы бросали мины из миномета и меня волной отбросило. Три недели носился с боком. Когда эти батареи разбили – часть пошла с правой стороны, а вторая часть к Рогожинскому поселку. Автоматчики вылезли, нам невозможно было там удержаться».

Михаил Сизов:

«Потом прошло большое количество времени. Я думаю, что часа два прошло. Мы ожидали уже самолетов. Нам странно казалось, почему авиация не поддерживала. Прошло еще некоторое время, начинается третья танковая атака. Опять подбитые танки, опять быстро все закрывается дымом, и мы сначала думали, что они побросали дымовую завесу. Но, оказывается, подбитый нами танк быстро покрывался густым дымом. А через пять минут из этого танка шел огонь.

Потом опять проходит два – два с половиной, а, может, и три часа. И начинается четвертая атака. Опять отбиваем, буквально через несколько минут, опять они развернулись на правую и левую сторону по шоссе, снова идут в лес. По-видимому, дальше от попыток продолжать эти атаки по дороге они отказались. Отошли на кирпичный завод. Причем, шли на небольшой скорости, беспорядочно стреляли, срывали провода. Кругом снаряды рвались. Но все-таки эта четвертая атака была отбита.

В этом первом бою было уничтожено 12 танков, а всего за день – 18 танков».

«Шоссе до поселка Басово просматривалось отлично, – рассказывает В. И. Пудовеев. – По его обочинам, слева и справа, стояли столбы трамвайной электросети и телеграфные, укрепленные на четверть в высоту кусками трамвайных рельсов. Эти столбы представляли помеху для фланговых выстрелов — трудно было артиллеристам совместить промежуток между столбами и быстро двигающийся, «рыскающий» танк. Что и отразилось на третьей танковой атаке. В тот день соединение из 15–20 танков спряталось за корпусом кирпичного завода. Перестроившись, они на предельной скорости, плотным строем, выскочили из засады, повернули к зениткам, прикрывая три отставших машины, чтобы их не заметили зенитчики. Тройка танков на предельной скорости неслась к механическому институту. Вскоре один из трех танков наскочил на мину недалеко от противотанкового рва. Зенитчики заметили танки, развернули стволы орудий на 90 градусов и подбили одну машину, с другой сорвали гусеницу. Уткнувшись в землю, танк открыл прицельный огонь по артиллеристам — с его позиций расположение наших орудий отлично просматривалось. Были легко ранены несколько наших бойцов. Метким выстрелом танк подбили… Тем временем основная группа немецких танков оказалась на расстоянии 50–70 метров от наших орудийных расчетов. Только невероятными усилиями им удалось отбросить немцев, подбив при этом три танка».

К трем часа дня считали потери. Три человека убито, семь ранено. Лейтенант Волнянский погиб во время второй атаки гитлеровцев, в 8 часов 50 минут.