Директор музея «Куликово поле» Владимир Гриценко: Археолог не отказывается от полевых работ практически до последнего дня

15 августа отмечается День археолога. Об особенностях и тонкостях этой профессии мы побеседовали с директором музея-заповедника "Куликово поле" Владимиром Гриценко.

Так как наш разговор сегодня посвящен археологии, давайте начнем, так сказать, с истоков. Владимир Петрович, как вы увлеклись археологией?

- Все очень просто. Восьмой класс, представляете, да? Подростковый возраст.  Моя родная тётя, которая преподавала долгие годы на истфаке Педагогического университета, договорилась, чтобы со студентами, которые проходят летом археологическую практику, меня взяли на раскопки. И благодаря Александре Георгиевне Кузьминой, которая заведовала тогда кафедрой всеобщей истории, читала курс археологии, я оказался со студентами 1 курса на раскопках в Крыму. Вернувшись из экспедиции, я заявил, что обязательно буду поступать на истфак. Ну, собственно, так и произошло. Вот это мой был первый шаг в археологию вместе со студентами, которые приехали на практику.

А что именно увлекло?

- Романтика затянула. Я по натуре романтик.

Про вашу первую находку вас спрашивают достаточно часто. Мне очень нравится эта история.

- Смешная история. Ну, на самом деле это не первая, просто одна из запомнившихся. Мне повезло — в первый или второй день на раскопках мне удалось найти маленький фрагмент надписи.  Древние греки очень любили оставлять какие-то автографы или выбивать важные для них тексты на камне, поэтому мне повезло найти небольшой фрагмент, там буквально две или три буквы. Великой истории из этого не сделать, но, тем не менее, по традиции экспедиции это было особо отмечено. Это достаточно редкая находка, как любая надпись.

Что чувствуешь, когда держишь такое в руках? Когда понимаешь, что этому осколку несколько тысяч лет? Это волнительно?

- Вы знаете, наверное, это чувство с годами притупляется. Есть уже более  профессиональный интерес к этим артефактам, и какого-то такого усиленного сердцебиения не испытываешь. Но, поверьте, всегда при раскопках, особенно когда ты понимаешь, что ты исследуешь какой-то памятник, насыщенный артефактами, какую-то постройку (а как правило, основное количество каких-то предметов концентрируется внутри бывшей какой-то постройки) и там находишь какой-то целый горшок, конечно же, хочется заглянуть внутрь - может, там что-то внутри ещё лежит… Разумеется, ожидание великого открытия, конечно же, присутствует в работе археологов. Хотя я бы сказал, что это не основной, точно уж не главный мотив для людей, которые занимаются археологией.  Сделать свой первый шаг в археологии - это одно.  Но, на самом деле, археология, как подавляющее большинство профессий - внешне они могут выглядеть одними, а по содержанию быть абсолютно другими. У многих представление об археологии складывается, например, по фильму «Индиана Джонс». Я хочу сразу разочаровать - археологи никакого отношения к тому, что показано в этом замечательном, любимом, можно сказать, фильме, не имеют. Археология это, я бы сказал, достаточно точная наука. Очень важно, исследуя памятник, не просто найти что-то. Эти находки, порой яркие, красивые с точки зрения музейщиков, посетителей музеев, это всего лишь маленькие такие частички, которые являются дополнительным микроисточником,  а сам источник это именно процесс исследования. Исследование памятника это синоним понятию разрушения памятника. Два раза зайти в памятник археологии невозможно, культурный слой уже нарушен. Задача археолога максимально педантично, максимально точно перенести на бумагу исследованный археологический объект. Это описание фотографий, отбор необходимых материалов, может быть, их интерпретация - все это в комплексе,  собственно, и является археологией.  Так появляется абсолютно уникальный источник по древнейшей истории нашей страны, вот этот научный археологический отчёт, документ, требующий скрупулёзности. Чем ты качественнее зафиксируешь, тем точнее будет информация. Это, наверное, сродни работе криминалистов, которые должны максимально точно зафиксировать дело со всеми нюансами, деталями. Чем  педантичнее археолог, тем выше его квалификация, тем более качественную научную информацию он может собрать.  Научный отчёт для всех последующих поколений археологов является точно таким же  источником. Поэтому от того, как ты подготовил его, во многом зависит, может быть, открытие твоих коллег в будущем.

Кто были ваши первые наставники в археологии?

- С наставниками мне повезло. Я помянул Кузьмину, которая читала курс археологии. Затем начальник нашей экспедиции, замечательный профессионал, археолог, кстати, учившийся тоже на нашем истфаке в своё время, Александр Александрович Масленников, доктор исторических наук. Он по сей день продолжает активную работу, возглавляет отдел полевых исследований Института археологии. Все научные отчёты теперь со всей страны стекаются к нему, и он является одним из ведущих экспертов и при этом продолжает активную исследовательскую деятельность. Конечно же, этот Михаил Иванович Гоняный, к сожалению, ушедший от нас, сотрудник Государственного исторического музея, руководитель верхней Донской археологической экспедиции, который в свое время взял на себя руководство всеми практическими полевыми исследованиями на Куликовом поле. Алексей Константинович Зайцев, я бы сказал, великий учёный, педагог. Вот он мог не только увлечь археологией. Он научил, наверное, какой-то педантичности, ответственности. Эти люди вложили не только в меня, но во многих наших коллег. Александр Владимирович Григорьев, великий исследователь памятников, в том числе, здесь, у нас на территории нашего региона.

Круг людей достаточно широкий, но для любого учёного очень важно, мне кажется, иметь не только какого-то научного руководителя, научного консультанта. Очень важно понимать, что процесс самообразования не должен заканчиваться. Он должен тебя сопровождать всю твою жизнь. Я очень хорошо помню те отчёты, которые мы готовили по итогам своих первых исследований, в конце 80-х. И по сравнению с нынешними отчетами это как телега по сравнению с «мерседесом». Требования к исследователям постоянно меняются, это надо чётко понимать. Современный археолог должен использовать огромное количество смежных, казалось бы, не связанных с археологией дисциплин. Это не только  какие-то IT-технологии. Этот спектр гораздо шире, на самом деле.

Например?

- Ну, например, когда-то у нас был допустим так называемый глазомерный топографический план. Вот ты находишь памятник, тебе важно его зафиксировать. И ты делаешь глазомерный топоплан. Конечно, его нельзя сравнить с современной лидарной съёмкой, которая даёт 50 точек на квадратный метр и фиксирует все малейшие особенности рельефа. Человеческий глаз несовершенен.  Когда мы делали эти отчёты в конце 80-х, было абсолютно нормально, что делалась даже не топографическая, а глазомерная съёмка. Мы, применяя тогда теодолиты, пытаясь снять более подробный, точный план, считали себя уже на высочайшем уровне качества подготовки научных отчётов. Те наши топопланы , которые мы так героически снимали, порой по несколько дней, насчитывали  1500 точек на 10 га, и нам казалось, это что-то уже из области фантастики. А лидарная съёмка этого же участка -  с точностью 5 млн точек на квадратный метр. Это опять же та же самая телега и «мерседес».

Огромное количество информации мы сейчас можем получать с помощью всевозможных химанализов, которые ещё недавно не применялись. Спектр возможностей для археологов существенно расширился. И возвращаясь к истории про самообразование. Эта наука не стоит на месте. Поэтому очень важно пытаться  освоить какие-то новые технологии. И что крайне важно, при узкой специализации сохранять максимально комплексный подход. Тогда и тот самый научный отчёт, научная информация, которая была добыта в ходе исследования археологического памятника, будет максимально глубокой.

Именно археология привела вас на Куликово поле?

- Да, благодаря Михаилу Ивановичу Гоняному я делал свои первые шаги. Очень быстро Михаил Иванович объяснил, что очень важно при всем широте археологических памятников выбрать для себя какую-то важную тему, которая не была изучена, поднята  кем-то до тебя. Вопрос выбора научной темы, мне кажется, был  краеугольным. Вот Андрей Николаевич Наумов, мой заместитель сейчас, от Михаила Ивановича получил задачу: памятников металлургии много на Куликовом поле, давай попытаемся максимально досконально изучить  эту проблематику. И Андрей увлёкся древнерусскими памятниками, связанными с металлургией. Это вывело нас даже за рамки самого Куликова Поля. Михаил Иванович прозорливо предположил тогда, что тема 16 - начала 17 века, тема казаков, стрельцов, внутренней колонизации, освоения новых территорий будет важна  в ближайшем будущем. Хотя археологи относились к этому периоду с некоторым скепсисом, потому что он более полно освещён в письменных источниках. И после некоторых метаний, любви к каким-то отдельным историческим сюжетам, я подался именно в этом направлении. Очень важно, взявшись за какое-то направление, вести его, насколько это позволяет современный уровень научного знания. Любая тема будет интересна, если в нее погрузиться, постараться узнать чуть больше.

Чего больше в экспозициях музея - оригинальных экспонатов или реконструкций? И что пользуется большим интересом у посетителей?

- В фондах нашего музея на сегодняшний день больше 60 000 экспонатов. И ежедневно идет процесс включения новых.  Это так называемый основной фонд, предметы,  обладающие признаками подлинника. Мы говорим сегодня с вами об археологии, и надо чётко понимать: то, что находят археологи, это, за редким исключением, предметы, которые в силу понятных причин — времени, условий хранения - могут быть фрагментированными, коррозированными. Если по-простому, они существенно отличаются от того, как выглядят, когда предмет был только создан. И вот эта  история с фрагментированностью, она вступает в противоречия с человеческими потребностями увидеть, а как это все было? Поэтому археологи в своих научных публикациях, описывая свои находки, в финале дают так называемую графическую реконструкцию. Например, мы раскопали какую-то крепость. Как она выглядела? Вот эта постройка, это жилище как было устроено, какой был костюм у этого человека, для чего вот эта вот застёжка… И археологи в своих научных статьях пытаются, так сказать, осуществить реконструкторский графический вариант.  Потому что когда человек приходит в музей, у него желание узнать, как это было, как выглядело. И в музеях во все времена пытались проиллюстрировать, как это было, создавали научные реконструкции. Конечно, качество научной реконструкции может быть разное. Это обусловлено уровнем научного знания, которым обладает реконструктор. Даже на моей музейной практике было такое, что, создав реконструкцию, поместив ее в экспозицию, мы потом приходили к выводу, что она должна быть изъята из экспозиции, заменена на другую реконструкцию, более точную, более выверенную. Потому что, ещё раз повторюсь, жизнь не стоит на месте, и если мы относимся к себе требовательно, то не можем себе позволить не поделиться новой научной информацией, которая у нас появилась за промежуток времени от момента создания первых реконструкций до сегодняшнего дня.

Научная реконструкция это серьёзный глубокий процесс, который является таким итоговым венцом серьёзной научной деятельности. Археологи, как правило, в своих публикациях это делают в виде рисунков, а музейщики применяют уже более широкий спектр всевозможных реконструкций, чтобы дать более полную, цельную  картинку для посетителей.

Конечно, людям, если они видят осколок, скажем, кувшина, интересно, как он выглядел целиком.

- А ещё интереснее, что туда наливали, в этот кувшин.  Мне всегда было интересно, что же было в этом горшочке или в этом кувшине. Сегодня существуют, в том числе, и технологии, которые позволяют по сохранившимся следам, скажем, подгоревшей каши очень много узнать о том историческом моменте, которому принадлежит находка.  Если помыть, стереть это, черепочек красивее будет. Но на самом деле его научная ценность как раз не  в том, что он блестящий, с красивым  орнаментом, а в том, что в нём сохранился какой-нибудь нагар, который поможет нам узнать, что ели, что пили да как жили.  Например, мы узнаем, что, оказывается, этот продукт не произрастал в этом месте, значит, его откуда-то привозили, то есть сразу начинаешь цепочку реконструировать. К орнаменту сосуда археологи тоже очень внимательно относятся, но для них это, как правило, не предмет эстетического наслаждения. Это возможность также получения информации. Например в домонгольский период были горшочки одной формы с линейным орнаментом, в 14 веке любили орнамент с волной. Поэтому археолог, в первую очередь, обращает внимание не столько на эстетику этого орнамента, сколько на особенности исполнения, потому что они могут помочь продатировать исследуемый объект. Химический анализ тоже может много рассказать: одно дело, если по сырой глине щепочкой нанесены линии, другое – если, например, глину другого цвета развести особым образом, по беложгущейся глине расписать горшок красной глиной (так называемый ангоб). Так что археолог - это человек, который добывает информацию, это его главная цель.

С чего начинается процесс работы над археологическим памятником?

- Начинается с оформления охранительных документов. Вот есть какая-то территория, может быть, берег реки, может, овраг. За многие тысячелетия по этой земле уже проходили пращуры, и одной из целей археологии всегда является сохранение этого наследия. Самая правильная, эффективная форма сохранения - это оформление обнаруженных на какой-то территории объектов и постановка на государственный учёт. Государственный учёт предполагает, что местонахождение, датировка того или иного археологического объекта становится делом не только научным. Эта информация из научного отчета заносится в соответствующие государственные базы данных. Объект проходит определённую государственную регистрацию, в том числе, через публикации.

Это не влияет на, так сказать, суть имущественных отношений: если земля находится в собственности, она может оставаться у собственника. Но это теперь памятник археологии, это наследие, которое принадлежит Российской Федерации. Соответственно, для собственника возникает определённый вопрос сервитута. Смысл в том, чтобы землепользователь или собственник, приобретая тот или иной земельный участок или уже владея им, понимал, что здесь находится памятник археологии, здесь такие-то ограничения.

И тут мы приходим к тому, что задача археологов она не только в научном изучении, но и в социальной миссии. В максимальном способствовании государству в части сохранения и передачи выявленного наследия будущим поколениям. Поэтому археологом может стать только человек, обладающий определёнными навыками, более того, получающий соответствующее разрешение на производство этих работ, так называемый открытый лист. Открытый лист это не почётная обязанность, это скорее ответственность, большая ответственность. Потому что, сколько бы человек ни проводил исследования, это своего рода экзамен. Каждый год он должен сдать по итогам получения вот этого открытого листа научный отчёт, который проходит очень серьёзную экспертизу в отделе исследования Института археологии Российской академии наук, и если исследователь схалтурил, или его  квалификация не соответствует необходимому уровню, то этот открытый лист может оказаться последним - его просто-напросто блокируют, и не дают ему разрешение на право продолжения этих работ. Ещё раз - это не грамота, это документ, возлагающий большую ответственность.

Наверное, рано или поздно почти каждый археолог приходит от полевых работ к чисто кабинетным?

- Археолог - это исследователь, который проводит самостоятельные полевые исследования. Хотя, на самом деле, есть целый ряд профессионалов высокого уровня, которые занимаются уже не столько полевыми исследованиями, сколько систематизацией ранее накопленных материалов.  

От этого сложно отказаться. Как правило, пока здоровье позволяет, археологи выходят в поле, можно сказать, до последнего дня. Только если здоровье не позволит проживать в полевых условиях, учёные начинают заниматься исключительно камеральной научной деятельностью. Но подавляющее большинство моих знакомых все-таки, несмотря на уже какие-то возрастные проблемы, не бросают работу в поле.

А есть люди, которые не понимают истинной ценности археологических находок?

- Конечно. Вот мы говорили про технический прогресс. 90-е годы были ознаменованы тем, что начали активно использовать новые детекторы металла, и ими стали использоваться не только археологи для вполне понятных научных целей, но и все желающие извлечь выгоду. И тем самым был нанесён, с моей точки зрения, просто непоправимый ущерб. То есть даже дело не в том, что их находки осели в каких-то коллекциях, в любом случае предметы археологии в конечном итоге все равно оказывается в музее. Самое печальное во всей этой истории, что эти незаконные попытки проведения раскопок, изъятия артефактов, объектов исторического наследия лишают нас в буквальном смысле научной информации. Сам по себе вырванный из контекста предмет при всей его порой эстетической красоте не обладает почти никакой информацией. В археологии изучение артефактов всегда начинается с описания места находки. Я помню, писал курсовую и прочитал, что был обнаружен клад в Туле, несколько монет, якобы античных. Обратился в краеведческий музей. Мне их показали. С помощью нумизматов их атрибутировали, оказалось, монеты 1-3 века. И тем не менее не было до конца привязки к месту, и сложно было предположить, что это - коллекция какого-то нумизмата, который жил там, его дом попал под снос, потом эти монеты кто-то нашёл. Либо эти античные монеты связаны с какой-то эпохой, с какими-то римскими влияниями. И только последующие находки монет римского времени на территории области уже позволили включить эти находки в общеисторический контекст. И, возвращаясь к незаконной археологии: да, предмет красивый, но без чёткой привязки к месту, к слою у него исторической ценности почти ноль.  Поэтому не случайно наши ребята после истории с кладом в этом году продолжили раскопки на том самом месте. У них не было надежд найти ещё вещи, задача была понять, почему этот клад там оказался. Мы на той презентации, которая была тогда, пообещали, что будем дальнейшую историю с этим кладом обязательно продолжать, потому что это связано с реставрацией, с изучением контекста.

Мы вспомнили про вашу первую находку. А какая на сегодняшний день последняя находка?

- С тех пор, как я стал директором музея, в поле приходится бывать очень редко. Но я не считаю, что изменил тому выбору, который был сделан в юности. Может быть, даже в какой-то мере я чувствую, что приношу больше пользы, чем приносил бы её как исследователь. Задачи сохранения наследия и представления наследия очень взаимосвязаны. Мы недавно сделали серию книжек про археологию. Вот это, так сказать, мои последние находки. Те музеи, которые мы открыли, те экспозиции - это вот мои последние находки, это мой вклад в археологию. Когда началось мое директорство, на тот период времени стояло просто огромное количество абсолютно практических задач перед музеем-заповедником. Может быть, у будущего директора будет возможность заниматься и как-то научной деятельностью, вести популяризаторскую, просветительскую деятельность. На мой век пришлось много, скажем так, хозяйственных дел.

В заключение разговора давайте затронем тему юбилея Куликовской битвы. Вроде бы, кажется, не скоро, в 2030 году только, но подготовка уже начинается?

- На данном этапе у нас идёт планомерный процесс создания центра хранения коллекции. Для музея это фундаментальная вещь, тем более что мы хотим создать из нашего фонда, из хранилища нашего музея центр хранения археологических коллекций, которые ежегодно прирастают благодаря исследователям, работающим в соседних регионах.

У нас также большая издательская программа. Это и научно-популярные детские издания, и путеводители. Задач достаточно много, и одна из самых важных, наверное, это создать новый музей на Куликовом поле. Мы не просто так называемся Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник. Куликово поле – это территория с уникальной природой. Вопрос, почему и зачем люди пришли именно на это поле отдать свои жизни, ради чего – вот, мне кажется, он требует ответа. И мы хотим создать музей, который рассказывал бы об уникальной природе Куликова поля, о самом это поле, которое кормило, кормит и будет кормить ещё не одно поколение, представлял бы поле, как природный и культурный феномен. Мы подготовили концепцию, активно занимаемся разработкой архитектурных образов с профессионалами высочайшего уровня в нашей стране. Это задача, которая тоже должна быть решена к 2030 году.