«Страшно стало жить!»: 100 лет Ясной Поляне

Времена после 1917 года были настолько непростыми, что кажется странным читать прилизанные строки о том, как молодое советское государство заботилось о сохранности Ясной Поляны. Реальная жизнь была куда неоднозначнее. Хотя и заботу государства это не отвергает. Софья Андреевна, например, записала тогда в дневниках, что благодарна большевикам за постоянные услуги и помощь.

Погромы и погромщики

Неприятности в Ясной Поляне начались еще в 1917 году, когда ни о каких большевиках не слыхивали. Керенский, по ходатайству Софьи Андреевны, сообщавшей, что имуществу, «которое должно храниться как музейная редкость», грозит расхищение, прислал сотню драгун. Правда, заботу о довольствии и фураже для них переложил на местных крестьян, что только настроило всех против прибывших дармоедов. Драгуны пробыли в Ясной недолго, и скоро возвратились в свою часть.

А в августе 1917 г. в усадьбу явились крестьяне окрестных деревень и учинили полнейший разгром огромного фруктового сада, а также огорода и пчельника. Крестьян попробовала было остановить Софья Андреевна, но была встречена крайне враждебно. Как пояснила потом дочь писателя Т. Л. Сухотина-Толстая, мужское население деревень Ясная Поляна и Овсянниково не принимало участия в разгроме. Это были в основном женщины и дети. Тем не менее, похитили более тысячи пудов яблок, которые просто сваливали на телеги, и увозили, поломали много деревьев.

Нападение вызвало явное недоумение у еще не привыкших к подобным событиям современников. Ведь многие из нападавших были награждены Толстым бесплатно землей. Тут же в Туле на квартире присяжного поверенного Б. О. Гольденблата прошло организационное собрание общества охраны Ясной Поляны. Из Петрограда в Тулу специально приехал писатель П. Сергеенко, выхлопотавший у Министерства внутренних дел удостоверение, санкционирующее действия и мероприятия по охране усадьбы.

Сергеенко сразу же посетил Ясную Поляну, побеседовал с яснополянскими крестьянами, и убедился, что они «настолько благоразумны, миролюбивы и сознательны, настолько помнят добро, сделанное Толстым для народа, что ни сами не решатся, ни других не допустят к насильственным действиям ко всему тому, что так или иначе связано с памятью о Толстом. Беспорядки же были произведены частью пришлым элементом, частью несознательными и преступными людьми».

Угроза следующих нападений, однако, оставалась высокой. Где-то по окрестностям бродил еще и неизвестный матросик, подбивавший продолжать погромы: раз грабят все имения, почему Ясная Поляна должна стать исключением.

Тем не менее, на собрании в Туле решили, что вооруженная охрана Ясной Поляны недопустима, так как противоречит духу учения Толстого. Собрание решило организовать такую охрану, которая не оружием, а живым словом действовала бы на чувства и сознание народа, и установить дежурства членов общества в Ясной Поляне.

Только живого слова, однако, было уже маловато, и в октябре комитет из яснополянских крестьян принял на себя охрану дома и могилы Толстого. Такой же комитет был создан на Судаковском заводе на Косой Горе. Охранять имение Толстого взялись рабочие и крестьяне.

В марте 1918 г. Совнарком постановил учредить охрану Ясной Поляны и согласился с мнением местных крестьян передать имение в пожизненное пользование С. А. Толстой. Местному Совету рабочих и солдатских депутатов было указано на государственную  обязанность охранять имение Ясное Поляна со всеми историческими воспоминаниями, которые с ней связаны.

Что впрочем, все равно не гарантировало от всякого рода недоразумений. «2. V. Вчера делегаты от яснополянских крестьян явились в усадьбу Л. Н. Толстого и, принеся извинения, объяснили свое недавнее постановление о разделе и запашке 40 десятин имения недоразумением. Крестьяне заявили категорически, что с их стороны выражается полное согласие на объявление Ясной Поляны неприкосновенной национальной собственностью», – сообщил «Коммунар» в 1918 году.

(фото: Татьяна Кузминская и супруги Толстые)

Но в 1919-м положение новой власти сильно пошатнулось. Осенью в Туле опасались скорого прихода деникинцев.

«1 сентября. Слухи ходят, что в деревне нашей Ясная Поляна разместятся красногвардейцы, войско против Деникина», – записала в своем дневнике Софья Андреевна. И далее хроника событий также с ее слов.

5 сентября. Вечером тревожные вести о размещении солдат по крестьянским избам с их командиром полковым, а с другой стороны – о присылке из Тулы солдат для охраны яблочного сада.

6 сентября. Прислали нам много солдат. Часть поселили по деревне Ясной Поляны для каких-то работ; часть караулить сад. Подумать страшно, что живут вооруженные люди на территории, где родился Толстой!

30 сентября. Мои именины. Сколько воспоминаний прошлых лет этого дня! Страшно стало жить: на деревне расположился целый эскадрон, и в доме нашем начальство. Грозят сражением в Ясной Поляне – как только придет Деникин. До чего дожили! Говорят, что снаряды могут нас всех убить и разрушить наш дом. Приезжали Гольденблат и Серг. Митр. Серебровский обсуждать дела Толстовского общества. Говорят много, дела же ничего не двигаются.

7 октября. Надвигается что-то жуткое и страшное. Пригнали в Ясную Поляну из Курска много волов, лошадей и 4 фургона. Курск разгромлен, и там было еврейское разгромление

9 октября. Очень много чуждых, разнообразных посетителей комнат Льва Ник-ча. Какой-то Левицкий рассказывал, что ночью прошло войско красноармейцев в Тулу, что там будет сражение, недалеко от Тулы, проводят проволочные заграждения.

16 октября. Уехали солдаты, весь 21-й кавалерийский полк. Оказались хорошими ребятами – молодые и порядочными людьми – более взрослые.

19 октября. Было совещание, как оградить Ясную Поляну от погрома и грабежа.

29. Ничего еще не решили. По шоссе тянутся на Тулу обозы, волы, люди. Говорят, что это беженцы из Орла и с юга.

В советской прессе за авторством толстовца Высомирного было сообщение, что после того, как 15 октября 1919 года ВЦИК вынес решение о выводе из Ясной расквартированного там кавалерийского полка, дали радиограмму в стан Деникина, предупреждающую о том, что советское правительство сделало все возможное к тому, чтобы при военных действиях Ясная Поляна не была разрушена. Если же это случится, то ответственность и позор ложатся на армию Деникина. Поскольку другой прессы не было, примем это за факт. Тем более, что изложенное соответствует ходу событий.

Барские замашки

В воспоминаниях Николая Павловича Левченко о поездке в марте 1919 года в Ясную Поляну, которые мы опубликовали только что, был еще один интересный момент.

– Кто теперь живет в усадьбе? Много ли? – спросили визитеры у Сергеенко.

– Живут родственники, – взвешивая каждое слово, ответил тот. – Толстые-Сухотины, Мещерские, Волконские, другие. Немного прислуги. Человек двадцать-тридцать, по-разному – приезжают, поживут и уезжают.

В доме потом их опять встретила Софья Андреевна, а с нею «невысокий, сухой, с умным лицом старик». Софья Андреевна представила родственника.

«– Мещерский, – вежливо, нерешительно пожимая нам руки, рекомендуется старик.

Про себя добавляем «князь», удивляемся непримечательности представителя столь знатной фамилии, и больше уже не смущаемся.

Софья Андреевна и Сергеенко показывают нам комнаты, связанные с Львом Николаевичем, Мещерский незаметно куда-то уходит.

…В доме живет не менее 20-30 человек родственников Льва Николаевича, покинувших свои имения и обе столицы, нашедших здесь спокойный приют от бурь революции, но кроме трех обитателей мы ни души больше не видим. Не слышно ни голосов, ни шагов, как будто дом замер, ожидая каверз от этих трех страшных большевиков, весьма напряженных на вид».

В Ясной Поляне действительно укрываются некоторые аристократы, попавшие под топор перемен. Один из них – муж сестры Александры Львовны Марии князь Оболенский, после ее смерти женатый на Н. М. Сухотиной. Он приехал в Ясную Поляну вместе с женой и детьми после того, как мужики разгромили Малое Пирогово.

«Сестра Таня уступила ему низ своего дома-флигеля, а сама переехала наверх, – вспоминала Александра Львовна. – В большом доме жили две старушки: мама и тетенька Татьяна Андреевна. Тихо было здесь и мертво. Иногда только, когда из флигеля прибегала маленькая Танечка, оживал старый дом, просыпалась бабушка, часто дремавшая теперь в кресле-качалке. Куда девалась ее прежняя энергия, работоспособность? Ее мало что интересовано. Читать, писать ей было трудно, глаза плохи стали. Тетенька писала мемуары, иногда пела, и от ее дребезжавшего и пресекающегося, но все еще прекрасного и звонкого голоса делалось еще тоскливее».

О тетеньке в 1924 году в одном из официальных документов отзывались так: «Из посторонних лиц не служащих живет Т. А. Кузминская, сестра С. А. Толстой, старушка 77 лет, прожившая всю жизнь в Ясной Поляне – прототип Наташи Ростовой, ведущая в настоящее время свои воспоминания о Льве Николаевиче». То есть особой угрозы для новых порядков она не представляла. 

«Не знаю кому … пришла в голову мысль об организации в Ясной Поляне советского хозяйства, но когда я была в Москве, ко мне приехал Коля Оболенский и спросил, не имею ли я чего-либо против его назначения заведующим, – рассказывала Александра Львовна. – Я откровенно сказала ему, что считаю его непригодным для этого дела. Он возразил мне, что все остальные члены его семьи, даже мама, не возражают. Я поняла, что мой протест не имел никакого значения, и действительно, Комиссариат Земледелия вскоре назначил его заведующим имением».

О деятельности и барских замашках Оболенского она так и осталась невысокого мнения.

«Усадьба постепенно разрушалась, хозяйство приходило в полный упадок. Широкий размах Оболенского, не желавшего считаться ни с какими советскими законами, неизбежно привел бы к катастрофе. Первая же ревизия обнаружила бы целый ряд злоупотреблений — с точки зрения советского правительства, и кто знает, чем все это кончилось бы? Нас всех разогнали бы, и что сталось бы тогда с усадьбой и старым домом?

…У Оболенского было четыре помощника: три мальчика по 17 лет и бывший кучер Адриан Павлович, который тянулся изо всех сил, чтобы поддержать хозяйство. Один из помощников был сын писателя. И смешно и противно было смотреть, как этот молокосос, заложив ногу за ногу, развалясь в мягком кресле, заставлял пожилого Адриана Павловича стоять перед ним, пока он отдавал распоряжения».

Сын писателя – того самого П. Сергеенко, о нем чуть ниже.

«…Старушки держались в загоне. Помню, мама никак не могла добиться, чтобы в большом доме вымыли и вставили вторые рамы. А была уже поздняя осень, холодно, во флигеле, где жил Оболенский, дом был уже давно утеплен. Наконец, мама, стоя на сквозняке, сама стала мыть стекла».

Завхозом яснополянской артели числился Федор Гермогенович Смидович. Наверное, и по сей день это самый высокообразованный завхоз страны. У него за плечами были Московский университет и Петровско-Разумовская, нынешняя Тимирязевская сельскохозяйственная академия, более двадцати лет успешного стажа работы в сельском хозяйстве.

Когда-то Федор превратил разоренное фамильное имение Зыбино в Веневском уезде в образцовое хозяйство, едва ли не лучшее в Тульской губернии. Но революционные крестьяне выгнали его из своего поместья. «Он переселился в Ясную Поляну со всем своим имуществом, привел сюда 8 лошадей, 10 коров, 40 свиней. Этот скот он продает артели, в которой сам состоит членом, продает по такой цене, какая ему нравится. Так – червонцев по 10 за свинку – породистая, мол», – злобствовал «Коммунар». Об этой публикации мы подробнее поговорим в следующий раз.

Это при том, что Смидович, даром что помещик, был не из простого рода. Его троюродный брат – известный писатель Викентий Вересаев. Сестра Инна – известная подпольщица, первый секретарь ленинской газеты «Искра». Брат Петр – профессиональный революционер, один из видных большевиков. Его жена Софья Николаевна, по первому мужу Луначарская, также известная революционерка не только в Туле, но и в стране. Вероятно, высокое покровительство все же позволило ему уцелеть в те годы. Вскоре после Ясной Поляны Федор Смидович стал директором Орловского конного завода.

(фото: урожай яблок в Ясной Поляне)

Странный «благодетель»

Сергеенко Александра Толстая отстраненно называет то писателем, то «благодетелем». Именно так, в кавычках. Мы помним, что и у автора воспоминаний Левченко остались об этом человеке весьма двойственные впечатления.

«Он вечно что-то раздавал полуголодному и раздетому населению: кусочки мыла, шоколада, и вид у него был такой, точно он благодетельствовал их по гроб жизни, – писала Александра Львовна Толстая. – Со свойственной ему ловкостью, именем Толстого он выпрашивал у правительства всевозможные продукты и вместо того, чтобы передавать их на склад Ясной Поляны для правильного распределения, разыгрывал из себя благодетеля и распоряжался ими сам, пользуясь этим для того, чтобы постоянно захватывать все большую и большую власть над жителями Ясной Поляны, не могущими достать ни предметов первой необходимости, ни питания.

Тетенька шутя прозвала писателя «батюшкой-благодетелем». Это прозвище так и осталось за ним навсегда.

Власть писателя особенно возросла после того, как, заручившись мандатами, он съездил на Украину за хлебом.

В 1918—19 годах хлеб в наших местах не родился и крестьяне голодали. Пекли хлеб с зелеными яблоками, с желудями. Желудей в те годы родилось видимо-невидимо. Крестьяне мешками таскали их домой, мололи на муку, пекли хлеб. Хлеб выходил невкусный, и у всего населения зубы от желудёвой муки были черные, точно выкрашенные. Улыбнется красивая девушка, а зубы черные, смоляные, даже жутко.

Вернулся писатель с вагонами белой муки, крупами, сахаром не только для обитателей усадьбы Ясной Поляны, но и для всей яснополянской деревни.

—  Батюшка, благодетель ты наш,— вздыхали бабы,— дай Бог здоровья ему, деткам его, внукам. Спас от голодной смерти.

Все обитатели Ясной Поляны его приветствовали.

Служащие в яснополянском доме не знали, как и чем угодить благодетелю, а он покрикивал на них, да и на всех обитателей Ясной Поляны. Кричал на мать и на сестру, когда она хотела внести порядок в распределение продуктов».

Странно, вроде бы благодетель даже без кавычек, однако даже во всезнающей Википедии нет подробностей его жизни после 1917 года. И в разных Тульских биографических словарях – почти ничего. Известно, правда, что умер в 1930 году в Севастополе, где занимался открытием музея Толстого.

По воспоминаниям Александры Львовны, «ходил он согнувшись, точно стеснялся своего роста, и казалось, что его худое тело вот-вот сложится пополам. Должно быть, лицо у него было правильное, может быть красивое, смуглое, с правильными чертами; но поражало не это, а выражение слащавости».

В 1918 году Сергеенко был избран председателем общества «Ясная Поляна», поселился в бывшем кабинете Толстого в большом доме и стал хозяйничать.

«Общество «Ясная Поляна» состояло из чрезвычайно порядочных людей, но вскоре оказалось, что под прикрытием общества председатель действовал самостоятельно. Члены общества пробовали протестовать, но напрасно. Он говорил так ласково и сладко, таким таинственным туманом окутывал свои начинания, что члены правления молчали в бессильном недоумении. Мысль построить в Ясной Поляне школу — памятник Толстому — впервые зародилась в обществе. Таинственно появился откуда-то лес для школы и лежал несколько месяцев под дождем. Председатель выбрал место для постройки, произошла торжественная закладка фундамента, но прекрасный сосновый лес исчез куда-то так же таинственно, как и появился, и писатель теперь все внимание устремил на постройку шоссе».

Интересное у них у всех было отношение к благодетелю. Татьяна Львовна, по записям в дневнике матери, Сергеенко-отца ненавидела. Александра Львовна отзывается о нем с явной неприязнью. Оболенский говорил, что пропал бы без Сергеенко, но тот зато Оболенского и в грош не ставил.

Петр Сергеенко, пожалуй, одна из самых больших и до сих пор не описанных загадок в истории Ясной Поляны, достойный своей, отдельной истории.