Охрана Ленина и мед с Украины. 100 лет Ясной Поляне. Часть вторая

В преддверии столетнего юбилея музея-усадьбы «Ясная Поляна» мы подготовили для вас серию публикации об историй одной из самых известных и исторических достопримечательностей Тульской области.

В марте 1919 года в Ясную Поляну по заданию Ленина ездила группа ответственных работников из Тулы только нарождавшейся советской власти. Один из них – Николай Павлович Левченко оставил воспоминания об этой поездке. Это интереснейшее свидетельство того, как и чем жила в то время усадьба.

ПРОДОЛЖЕНИЕ первой части истории...

Под присмотром душеприказчика

Немцов любезно говорит о целях приезда, просит рассказать, как живут в усадьбе, в чем нуждаются, что передать товарищу Ленину.

«Софья Андреевна желает говорить, но Сергеенко, к нашему удивлению, грубовато ее перебивает:

– Мы ни на что не можем пожаловаться. Крестьяне к нам относятся доброжелательно. О нас заботится просветительское общество. В доме тепло – дровами запаслись достаточно. Молоком и овощами домашних обеспечиваем сами. Сейчас у нас есть хороший запас продуктов, ведь я недавно вернулся с Украины, привез целый вагон.

– С Украины? – удивляемся мы.

– Да… Там, правда, не советская власть, но меня приняли очень хорошо. Удивительно, как там высоко чтят память Льва Николаевича. Мне предлагали сколько угодно продуктов, но я боялся, что не смогу их перевезти через границу. Обошлось, правда, благополучно – и там, и здесь. Мы угостим вас украинским медом.

– Да-да, пытается что-то начать говорить Софья Андреевна, но Сергеенко, как бы отмахиваясь от надоевшей мухи, продолжает свой рассказ. Побледневшая, смущенная Софья Андреевна смотрит в сторону. Мысленно вспоминаю все, что стало известно о взаимоотношениях в окружении Толстого, хочется как-то высказать участие хозяйке дома.

– Скажите, Софья Андреевна, каково ваше здоровье?

– Здоровье? Софья Андреевна выпрямляется в кресле, преображается, – благодарствую. Не могу особенно пожаловаться. Конечно, старость дает себя знать – иногда похварываю, но креплюсь.

– Коли у вас здесь кто-нибудь заболевает – бывает ли врач?

– Да, конечно. У нас сохранились старые знакомства с врачами. Просветительное общество – там ведь тоже есть врачи, также не оставляет нас своими заботами.

Она пытается продолжать, но Сергеенко, явно желающий играть роль единственного хозяина усадьбы, вновь раздраженно перебивает Софью Андреевну, предлагает осмотреть памятные места усадьбы, а затем дом.

Поднимаемся, выходим во двор. Нас сопровождает Сергеенко.

– Это дерево бедных, – говорит Сергеенко. Мы смотрим на старое, но так известное, обыкновенное дерево, просим провести нас к могиле Льва Николаевича.

Долго идем по слабо проторенной тропинке. Среди деревьев, слегка расчищенный от снега, малоприметный холм. Какая простая могила. Ни мавзолея, ни памятника. А какой большущий человек здесь погребен. Мы стоим долго. Каждый думает что-то свое о нем, и не просто, не спокойно, не равнодушно. Отходим также молча.

Возвращаемся тем же путем. Сергеенко рассказывает о давно известном прошлом.

– Очень тихо, спокойно у вас, – обращаясь к Сергеенко, говорит Немцов.

– В лесу живем… Все так, как завещал Лев Николаевич, по его воле.

– А вокруг вас бушует грозная пролетарская революция.

– Наша обязанность сохранить всё связанное с Лёв Николаевичем, – уклоняясь от ответа по существу, отвечает Сергеенко.

– Вы это хорошо делаете. Скажу прямо – мы никак не ожидали, что в усадьбе все в полной сохранности».

В этом моменте воспоминаний, автор впервые вспоминает о букве ё. Теперь, со слов обитателей усадьбы, писателя он будет именовать только Лёв.

«Разговор не клеится. Ясно, что мы мыслим по разному, разговаривать с нами будут настороженно и по самым обыденным вещам, а главное, как с посторонним, непрошенным.

Попутно Сергеенко показывает место захоронения Делира, рассказывает, как Лев Николаевич любил своего славного конька, многолетнего друга по прогулкам.

В доме нас опять встречает Софья Андреевна. Софья Андреевна и Сергеенко показывают нам комнаты, связанные с Львом Николаевичем. Узкие коридоры кажутся целиком заставленными шкафами, забитыми книгами.

Большая сводчатая комната – кабинет Льва Николаевича. Скромная обстановка, на стенах немногие, как нам объясняют, подарки. Большой письменный стол стоит почти посредине комнаты. Бросается в глаза зеленая стеклянная глыбка на столе, в дарственной надписью рабочих Гусь-Хрустального завода.

– Это любимый подарок Лёв Николаевича. От рабочих, – оживляясь, говорит Софья Андреевна, словно делая приятное для нас открытие. Нам действительно приятно видеть этот рабочий дар.

Софья Андреевна приглашает нас к себе. Она явно хочет избавиться от Сергеенко и о чем-то поговорить с нами, но Сергеенко все так же настойчиво ее оттирает и ведет нас в какую-то комнату на втором этаже пить чай. Мы невольно, из скромности, подчиняемся «душеприказчику».

Привыкшие к голоду, разучившиеся пить сладкий чай и есть белый хлеб, охотно садимся за стол. Отличный мед, настоящие пшеничные булки.

– Это все украинское, – самодовольно говорит Сергеенко.

Ни он, ни Софья Андреевна не принимают участие в чаепитии, и мы чувствуем себя скованно, да и не хотим быть в роли голодных большевиков. Нас явно с интересом рассматривают. Видно, мало им приходится так близко сталкиваться с нашим братом. Наскоро пьем, благодарим.

– Мы очень рады, что у вас здесь все сохранилось в хорошем состоянии, что тепло и уютно, а главное не голодаете, как все в Туле, – говорит Немцов.

– Ни обид, ни претензий у нас нет, – говорит Сергеенко.

– А товарищ Ленин вот беспокоится о вас. Видно, там в голодной и холодной Москве и представить себе не могут, чтобы здесь, в усадьбе, все было как когда-то.

– Председатель Совета комиссаров может быть спокоен. Мы уверены, что даже окрестные люди нам всегда помогут, – говорит Сергеенко, тщательно избегая слов «Ленин», «товарищ», «народный».

Угадывая наше настроение и желая вернуть нас к Толстому, Софья Андреевна спрашивает:

– Не хотите ли прослушать Лёва Николаевича? У нас есть фонограф, подаренный Эдиссоном, и записи высказываний Лёва Николаевича.

Охотно соглашаемся. Софья Андреевна сама налаживает фонограф. Напряженно слушаем две беседы, стараясь, кроме сути, уловить через голос человеческие черты Толстого. Душевно благодарим взволнованную, как и мы, Софью Андреевну.

Сергеенко явно недоволен славной инициативой Софьи Андреевны. Боясь, как бы мы не затронули вопросы мировоззрения Толстого, он затевает разговор о технике записи бесед. А нам просто хочется беседовать с Софьей Андреевной, искренне, по-хозяйски, знакомящей нас с прошлым усадьбы, связанной с Львом Николаевичем.

– Как много книг у вас, – говорю, обращаясь к Софье Андреевне.

– Да, много. Лёв Николаевичу присылали книги со всего света, большинство с дарственными надписями. Не хотите ли посмотреть?

– Спасибо, Софья Андреевна. Чтобы посмотреть книги, надо будет специально приехать в другое время.

– Милости просим. Всегда будем рады.

– Вряд ли придется вас скоро побеспокоить, Софья Андреевна, – время тяжелое.

Перекинувшись несколькими второстепенными вопросами, поднимаемся – доехать надо засветло, быть может, нас уже поджидают в лесу. Софья Андреевна вторично приглашает нас в свои комнаты, но все также Сергеенко мешает этому, затеяв разговор о наших шинелишках-пальтишках, сомнительных защитников от мороза.

– Нет ли у вас каких-либо опасений? Не надо ли прислать людей для охраны усадьбы? – уже стоя, спрашивает Немцов.

– Что вы, что вы! – забеспокоился Сергеенко. – Поверьте, нам здесь совершенно безопасно. Знаете ли, это будет даже хуже для нас.

Было понятно, почему с присылкой охраны «будет хуже». Охрана – советская власть – чего доброго начнет вмешиваться не в свои дела.

– Следовательно, губисполком может доложить товарищу Ленину, что вы отказываетесь от охраны?

– Безусловно отказываемся.

– Софья Андреевна, а у вас нет ли к нам каких-либо претензий?

– Нет, голубчик. Мне лично ничего не надо, кроме спокойствия, – отвечает Софья Андреевна.

В глазах у Софьи Андреевны проступила невысказанная грусть. Она как бы говорила нам на прощание: Вы знаете и видели, что здесь, как и при жизни Лёва Николаевича, распоряжаются «душеприказчики» – какой же это для меня покой?

Тепло попрощавшись с Софьей Андреевной, пожелав ей доброго здоровья, провожаемые Сергеенко, вышли мы на широкий двор и сели в сани.

«Так вот откуда бежал старик… А почему? Кому и что он хотел этим сказать?» – один за другим возникали в моем мозгу вопросы».

(фото: Толстовец Петр Сергеенко)

С кем бы он был сейчас?

Эти воспоминания Левченко написал 1 октября 1960 года, когда жил уже далеко от Тулы, на Украине. Но льются они очень легко – видно, что автор устно рассказывал их не раз. Потому так много деталей. И вообще, по его словам, «как известно, старикам свойственно очень хорошо помнить всякие были из молодости. Так и я отлично помню все, связанное с поездкой, но единственное забыл дату. Дневник мой того времени погиб. Поэтому я попытался найти на это указания в дневниках С. А. Толстой и П. И. Сергеенко.

В музее Толстого оказались только очень краткие воспоминания С. Андр-ны, дневник она уже не вела. Дневники же Сергеенко находятся у одного из его сыновей, который сейчас где-то на юге. Сдавать дневники в музей он не желает, что вполне понятно – оберегает честь папаши.

У С. Анд-ны за период с 1 января по 13 мая только два раза упоминается о посещении усадьбы странными большевиками. Первое посещение от 3/16 марта, хотя и очень путанное, наверняка относится к нам.

Описано так: Приехало пять человек большевиков с Гольденблатом и, непонятно почему, привезли нам белой муки, сыру, кофе, чаю. Люди они нам малопонятные, некоторые мрачные и томные. Боишься их.

Как известно, кадетствующий присяжный поверенный Гольденблат остался не у политических дел, возглавлял тогда общество «Ясная Поляна». Но ни он с большевиками, ни большевики с ним не поехали.

Превращение трех в пять объясняю тем, что С.А., как я теперь вижу, была очень больна, все ждала кончины и могла перепутать и количество людей и дни».

Автор воспоминаний опровергает приезд давнего товарища Толстого ныне «кадетствующего» Гольденблата, который выступал по поручению Льва Николаевича защитником на судах яснополянских крестьян, но вот факт, что они привезли сыр и муку, не опровергает. Значит, привезли. Зато к вагону продуктов от Сергеенко, равно как и к нему самому, относится крайне ревниво и с явной нелюбовью.

«Сергеенко привез вагон продуктов с Украины на ст. Засека 14/27 ноября 1918 г., а не недавно, как уверял нас. Привез он разных круп, сахару, фасоли, белой муки и макарон. Мед С.А. в дневниках не упоминает, а следовательно, Сергеенко угощал нас своим, лгал об украинском меде.

Все, что я узнал после написания воспоминаний, только подкрепляют некоторую мою тенденциозность, от которой я никогда не отказывался». 

Николай Павлович Левченко тоже по-своему толстовец. Подробности жизни хозяина усадьбы он знает прекрасно – и о любимом коне Делире, и о зеленой палочке. Он с большим уважением и пиететом рассказывает о Софье Андреевне. Через годы уже понимая, что ее состояние во время их встречи возможно обусловлено не желанием что-то сказать отдельно от Сергеенко, а ожиданием смерти. С. А. скончается в ноябре того же 1919 года.

А вообще Левченко занимают весьма неожиданные мысли о Толстом. Они, даже спустя сорок лет, озвучиваются в воспоминаниях.

«…Дома долго думалось о неожиданном и важном поручении. Ехать надо было туда, где жил и творил великий Толстой – как бы к нему самому. С чем же я поеду? Как я ни ломал голову, но непререкаемая незыблемость художественной мощи Толстого, перед которой я преклонялся, вступала в моем сознании в жестокий конфликт с общественно-политическими концепциями Толстого, памятными еще при жизни писателя-философа, своеобразного борца-непротивленца. Постоянно возникал вопрос: а с кем бы был сейчас Толстой, доживи он до наших дней. Но раз Толстого нет в живых, остается только гадать, хотя и это ни к чему – прими его таким, каким он за много лет сложился, – рассуждал я».

Позже он опять возвращается к этой теме:

«С кем был бы он сейчас, – вновь задаю себе вопрос, пока мы молча, задумчиво стоим у великой могилы, охраняемой только лесом».

(фото: Николай Михайлович Немцов - это он возглавлял тульскую делегацию во время поездки в Ясную в марте 1919 г.)

Автор: Сергей Гусев